Виктор О`Рейли - Забавы Палача
– А почему вы думаете, что Руди был в их числе? – устало спросил фон Граффенлауб. – Татуировка – ну и что, кроме круга из цветов, нет ничего особенного. Знак протеста и не более того. Он мог сделать ее где угодно.
Фицдуэйн открыл пакет с письмами и показал одно из них фон Граффенлаубу:
– Узнаете почерк?
Фон Граффенлауб кивнул:
– Руди, – с горечью произнес он и сжал бумагу так, словно это могло вернуть ему мертвого сына.
– Руди враждовал с вами, мать умерла. С Врени они были очень близки. Но он нуждался в ком-то, кому мог бы довериться и кто был в стороне от событий. Он начат писать Марте. Написанное им не вносит ясности и не является уликой, но, сопоставив это с тем, что мы уже знаем, можно прийти к заключению: он, став членом организации, обнаружил, что должен поступать против своей воли. Руди попытался вырваться, но узнал, что все пути отрезаны.
– И поэтому покончил с собой?
– Нет, – возразил Фицдуэйн, – не думаю, во всяком случае, он сделал это не добровольно. Я думаю, что его либо убили, либо заставили совершить самоубийство, что фактически одно и то же. Возможно, мы никогда и не узнаем правды.
– Можно мне взглянуть на письма?
– Да, конечно, – Фицдуэйн предусмотрительно снял копии с писем, предвидя, что фон Граффенлауб захочет оставить их у себя. Читать их было тягостно. Он вспомнил последнее письмо, написанное менее чем за неделю до смерти:
“Мартинка!
Как бы мне хотелось рассказать тебе, что происходит на самом деле, но я не могу. Я дал клятву хранить тайну. Я. думал, что я все знаю, но теперь убедился, что это далеко не так и мне все это совсем не нравится. Я много думал. Здесь очень хорошо думается. Здесь так пустынно по сравнению со Швейцарией и всегда слышен шум океана. Даже не верится, что это реальная жизнь.
Но мне надо выбраться отсюда. Возможно мы увидимся раньше, чем планировали. И может, когда я буду в Берне, дела пойдут на лад”.
Фон Граффенлауб изучал письмо:
– Почему Марта не показала его мне? Фицдуэйн вздохнул:
– Руда был мертв, когда она получила это письмо. И, видимо, она решила, что нет смысла показывать его вам.
Медведь и Чарли фон Бек сидели в соседней комнате, когда Фицдуэйн после беседы с фон Граффенлаубом вошел к ним. Медведь снял наушники и выключил магнитофон:
– Он ушел?
– Да, – ответил Фицдуэйн, – он торопился на самолет, его ждут в Нью-Йорке. Его не будет неделю.
– Достаточно времени на размышления, – сказал фон Бек.
– Жаль его, – произнес Фицдуэйн, – не нравится мне то, что мы делаем.
– Мы пробуем нажать там, где можем, – возразил Медведь, – и надеемся, что это что-нибудь даст. Да, это грубо и несправедливо, но ничего не поделаешь.
– Я не думаю, что фон Граффенлауб имеет отношение ко всему этому, – заметил фон Бек.
– Нет, – согласился Медведь, – но кто, кроме него, может повлиять на Эрику?
– А ты не боишься того, что может случиться? – спросил Фицдуэйн.
– Ты хочешь сказать, что фон Граффенлауб набросится на нее, а может, и убьет? Не думаю. Но, даже если это и произойдет, что еще мы можем сделать? Палач – это не единичное убийство, это чума. И его надо остановить.
– Любой ценой.
– Что-то вроде этого, – сказал Медведь. – Но если тебе от этого легче, то могу сказать: мне это тоже не нравится.
Фицдуэйн налил себе выпить. Он чувствовал себя измотанным после долгой беседы с фон Граффенлаубом. Виски – это было то, что ему нужно. Он подлил себе еще виски и добавил льда. Медведь раскурил трубку и посмотрел на него.
– Сколько раз я тебе говорил, что когда исключишь невероятное, то все остальное, каким бы невозможным оно ни казалось, будет правдой? – поинтересовался Фицдуэйн.
– Неоднократно, – ответил Медведь, – если тебе интересно.
– Шерлок Холмс. Неужели вас, бернцев, не учат ничему, кроме языков?
– Учат, например, хорошим манерам, – ответил Медведь, – и позволь мне напомнить одну из заповедей Шерлока Холмса: не строй теорий, пока не соберешь все данные.
– Это было в докомпьютерную эпоху, – возразил Фицдуэйн, – не говоря об экспертных оценках. В любом случае мы не страдаем от отсутствия данных. Мы в них блуждаем. Чего нам недостает, так это доказательств, не говоря уже об уликах.
– А нас в Берне еще учат терпению, – вставил Медведь.
– Ну, к Ирландии это не относится.
– А как с неуловимым Иво, – включился в разговор фон Бек, – есть ли сдвиг в этом направлении?
– Сэр Иво, – сказал Фицдуэйн, – полагает, что он рыцарь в блестящих доспехах. Я его не узнал в первый момент. Я выходил из банка на Беренплац, когда эта чудная фигура в покрывале и мотоциклетном шлеме подкатила ко мне на роликовых коньках и завела беседу. Не успел я сказать что-то дружелюбное, вроде “что еще за черт?”, как он исчез. Он проделал такой маневр дважды, пока я пересекал площадь, и наконец сунул мне записку. Я чуть было не пристрелил его.
Фон Бек поежился:
– Я думаю, вам не следует говорить такие вещи. Стрелять в людей – это совсем не по-швейцарски. Кстати, власти в Ленке хотели бы знать, кто будет платить за железную дверь, которую вы прострелили. Выяснилось, что она принадлежала не сыроделу, это собственность Гемайнда [25].
Фицдуэйн расхохотался. Фон Бек постарался сохранить серьезный вид, что было непросто в его майке с надписью “Питомник скунсов”.
– Подожди, когда увидишь счет, – сказал он, – тебе будет не до смеха. Гемайнд утверждает, что эта дверь имеет большое историческое значение. Кроме того, они собираются дать тебе орден за спасение жизни сержанта, но это уже другой вопрос.
– Ты меня разыгрываешь?
– Ничего подобного, – ответил фон Бек, – мы, швейцарцы, очень серьезно относимся к собственности.
– Иво… – напомнил Медведь.
– Да, конечно, – сказал фон Бек. – Так о чем же говорится в его записке?
– Это типичное послание Иво, – ответил Медведь, – прямо ничего не говорится. Рисунки, стихи и так далее. Тем не менее смысл ясен: он хотел бы встретиться с Фицдуэйном завтра в полдень в кафе “Хай Нун”, что на Беренплац. Фицдуэйн должен быть один. Никакой полиции. Иво хочет поговорить о Клаусе Миндере. У него есть информация о его убийце.
– Иво – сумасшедший, – сказал фон Бек, – и он уже убил человека. Стоит ли рисковать? Стоит ли посылать на верную гибель нашего ирландца, тем более что он еще не заплатил за дверь в Ленке. Хотя шефу криминальной полиции это наверняка доставило бы радость.
– Конечно, опасность есть, – согласился Медведь, – но, я думаю, не слишком серьезная. Иво симпатизирует Фицдуэйну, и я не думаю, что он очень буйный. Могу поспорить, что он был спровоцирован на убийство Обезьянки.
– Рискнете? – спросил фон Бек Фицдуэйна. – Мы вас прикроем.
– Только если город заплатит за дверь в Ленке.
На лице фон Бека появилось страдальческое выражение.
Вошел смеющийся Хенсен.
– Прогресс, – объявил он, – мы еще раз все просмотрели. Если наша эвристика верна, то нам удалось уменьшить количество подозреваемых до восьми тысяч.;
– Ненавижу компьютеры, – мрачно изрек фон Бек и вышел из комнаты.
– Что с ним? – спросил Хенсен. – Я же пошутил.
– Проблемы с бюджетом, – ответил Медведь.
Фицдуэйн поставил стакан на стол. Его автомат лежал в кейсе, прикрытый бутылками с пивом. Иво не было видно.
Он посмотрел на часы – без трех минут двенадцать. Он вспомнил слова фон Бека: “Иво – сумасшедший, но он швейцарский сумасшедший”. Иво придет точно в назначенное время.
Медведь, сам фон Бек и шесть детективов, включая одного, взятого напрокат в Федеральной полиции, должны были обеспечить прикрытие Фицдуэйну. При первоначальном обсуждении плана Фицдуэйн полагал, что нет необходимости в столь мощной команде, но теперь, глядя на толпу и территорию, которую надо было контролировать, он изменил точку зрения.
Он мысленно перебрал в уме все детали плана. Беренплац представляла собой открытый прямоугольник с рядами кафе по солнечной стороне. Центр площади был закрыт для проезда и заполнен торговыми лотками, и теперь вовсю шла торговля. Здесь продавались цветы, экологически чистые продукты, домашняя выпечка, изделия из кожи и прочее. Примерно в тридцати метрах от Фицдуэйна толпа собралась, чтобы поглазеть на жонглеров и глотателя огня.
Нет, Беренплац никак не могла сойти за милую обувную коробку с одним выходом. Совсем наоборот: ее невозможно было оцепить, не использовав гораздо больше людей, чем было задействовано в операции. Одним концом она выходила на Спиталгассе – улицу, заполненную магазинами, где можно было без труда скрыться; другой конец площади граничил с Буидесплац, еще более открытым пространством перед зданием Федерального парламента. В довершение всего, Иво наверняка будет на роликовых коньках, что даст ему выигрыш в скорости перед полицейскими. Фицдуэйн обсудил эту проблему с фон Беком, но тот рассмеялся и ответил, что, когда шефу криминальной полиции предложили поставить полицейских на ролики, того чуть не хватил удар.
